Уважаемое интернет-сообщество. Приветствую вас с берегов Тихого Океана. И предлагаю вашему вниманию некую полу-сказку полу-притчу. Повествование довольно длинное. Если интерес проснется, буду помещать кусками.
Итак.... Его звали Май.

Его звали Май. Ему было слишком много лет, и часть своей жизни он уже не помнил. Но свое имя он знал хорошо. Да и как было его не знать- когда самое светлое в мире существо- щенок его хозяйки каждое утро выбегал из своей деревянной будки и с радостным визгом проносился по двору «Ма-а-а-й». Ему было трудно подниматься - годы, знаете ли- но на этот щенячий визг он всегда отвечал радостным лаем и мелким подрагиванием хвоста. Его седая морда всегда улыбалась навстречу грубым ребячьим ласкам- щенки они ведь не рассчитывают своих сил. Он служил этому дому очень много лет. До звона в своих собачьих ушах он любил хозяйку- красивую молодую глупую человеческую самку. И для него было неважно, что за эти прошедшие годы хозяйка тоже постарела и огрузнела и давно уже не так красива. Для настоящих кобелей красота не в отсутствии морщин-красота в сохранившемся молодом запахе.
И вот однажды его старый нос уловил незнакомый аромат. Когда-то в свои молодые годы он знал его-это был запах другого самца. Кобеля, пришедшего на его территорию, нагло вторгшегося в его стаю. Если бы он был помоложе, он бы ему показал, где раки зимуют. Но сейчас он слишком стар для этого. И ему остается только лежать на своей подстилке и слушать о чем говорит это наглый молодой самец.
-Дорогая, ты должна понять. Этот пес слишком стар для того, чтобы выполнять свои обязанности. Это жизнь, и ее течение не изменить. Кто-то всегда умирает, а кто-то рождается.
-Не знаю, милый (этот голос он узнавал из тысячи других голосов). Май жил с нами всю жизнь. Да и Сашенька любит его до безумия. Как я смогу объяснить ему уход собаки.
-Я понимаю, дорогая. Но ведь будут и другие псы. У детей гибкая психика. После, сразу же мы купим другого щенка. Более породистого. Будем ходить с ним на выставки, он заработает нам кучу денег, а ребенку, по большому счету, все равно кого любить. Был Май, станет Кай-лишь бы была собака.
-И все равно я сомневаюсь. Но раз ты так решил...

Май громко зевнул... Человеческие разговоры его не касались. Он был слишком мудр для них и слишком многое знал об этой жизни. Да и что умного может сказать глупая человеческая самка. Глупая.... но такая любимая.

И вот однажды, в то утро, когда белые мухи уже пытались укусить его за нос, Май вдруг увидел, что чужак поставил перед его мордой целую миску ароматных бараньих косточек. Разваренных как раз до того состояния, кода их смогли прожевать его старые гнилые зубы. За это он почти простил чужаку запах плохо выделанной свиной кожи от его сапог. Май не любил его, но знал, что по какой-то непонятной причине, его любила хозяйка. Не собачье это было дело-вмешиваться в людские отношения, и Май надкусил бараний хрящик. Удовольствие, которое он от этого получил, было сравнимо разве что со вкусом материнского соска, полного сладкого густого молока. Которого Май, конечно же, уже не помнил. Целая миска сладких косточек- так Мая давно никто не кормил. Вот только смущал несколько чужеродный вкус, но какое это имело значение по сравнению с таким удовольствием. А после сытного обеда, конечно же, захочется спать. Особенно, когда тебе столь много лет. И так славно, когда чешут за ухом и приговаривают: «Ну, что парень, пора прощаться.». И где-то вдалеке слышен голос хозяйского щенка «Ма-а-ай-ай», но старый пес не может встать- прости мальчик, мне много лет, я хочу спать.

-Он ведь не мучился, милый? Ты обещал, что все произойдет очень быстро..
- Не переживай, дорогая, я скормил ему такую дозу снотворного, которая могла бы уложить и слона. А потом отвез его далеко в лес. Он никогда не вернется. Спи, родная.

Май проснулся глубоко под вечер. Жутко болела голова. Если бы Май знал, кто такие слоны, он бы сказал, что в голове его потопталось целое слоновье стадо. Но Май этого не знал, поэтому осторожно потряс ушами и понял, что вдобавок к головной боли у него еще и звенит у в ушах. Нос был заложен гадкой зеленой слизью, язык распух и не помещался в пасти. Если бы Май был человеком, он бы решил, что болеет с похмелья. Но Май был собакой, поэтому он просто высунул язык и попытался слизнуть первый мягкий снежный наст. Стало чуть полегче. По крайней мере язык смог поместиться в пасти и Маю удалось издать несколько жалобных взвизгиваний. Он еще не понял где он находится. Он ждал, что хозяйка подойдет к нему, потрепет загривок и скажет как обычно: «Что, дружок, приснился плохой сон». И лишь через некоторое время к Маю пришло осознание того, что реальность оказалось гораздо хуже всех его страшных снов. Его ВЫГНАЛИ. Выгнал чужак, скормивший целую миску ароматных бараньих косточек. И ведь не зря Май не любил запах его сапог. Человек в таких сапогах не может быть добрым.
Маю было плохо. Если бы он был человеком, он бы заплакал от обиды, но Май был собакой, и он не умел плакать. Он умел только выть, и он завыл. От злости, от любви, которую он потерял, от отчаяния, от страшной собачьей обиды. В его душе проснулись все забытые инстинкты, того времени, когда его предки были свободны, и только луна имела над ними власть. Май выл, вкладывая в этот вой всю свою собачью боль, всю свою душу, которую он мечтал отдать, но которую отвергли жестокие люди.